Размышления и депрессивные симптомы: доказательства сдерживающей роли надежды

В настоящем исследовании рассматривается влияние размышлений и надежды на симптомы депрессии. Было выдвинуто предположение, что надежда смягчит взаимосвязь между размышлениями и симптомами депрессии, учитывая, что более целенаправленная деятельность перед лицом препятствий может выявить полезные аспекты размышлений. Триста девяносто шесть студентов-старшекурсников прошли тестирование на наличие размышлений, надежды и депрессивных симптомов. Были обнаружены основные эффекты как для размышлений, так и для надежды, и, как предполагалось, было обнаружено двустороннее взаимодействие между размышлениями и надеждой, что указывает на то, что высокая надежда служит буфером против депрессивных последствий размышлений. Результаты были значимыми как для подтипов "размышления", так и для подтипов "размышления о будущем", что позволяет предположить, что надежда может служить важной основой для понимания адаптивной ценности "размышления".

Размышления уже давно рассматриваются как когнитивный фактор риска развития депрессии (например, Just and Alloy, 1997, Nolen-Hoeksema, 1991). В частности, те, кто размышляет, подвергаются повышенному риску развития депрессивных симптомов (Just and Alloy, 1997, Nolen-Hoeksema et al., 1993). Хотя размышления часто рассматриваются с точки зрения усиления симптомов депрессии, лишь немногие исследования были посвящены факторам, которые могут способствовать снижению тяжести депрессивной реакции. В настоящем исследовании основное внимание уделяется надежде как фактору, который может смягчить негативные последствия размышлений при прогнозировании симптомов депрессии.

Исследования руминации были сосредоточены главным образом на ее роли в прогнозировании симптомов депрессии (например, Nolen-Hoeksema, 1987, Nolen-Hoeksema et al., 1993). Руминация была определена как “поведение и мысли, которые фокусируют внимание человека на его депрессивных симптомах и на последствиях этих симптомов” (Нолен-Хуксема, 1991, с. 569). В частности, человек, который размышляет, чрезмерно сосредотачивается на своих симптомах депрессии, таких как усталость и трудности с концентрацией внимания, а также на причинах и последствиях таких симптомов (Нолен-Хуксема, 1987). В результате этого исследования было показано, что размышления предсказывают наступление депрессивных эпизодов (Nolen-Hoeksema & Morrow, 1991), а также их тяжесть (Just & Alloy, 1997) и продолжительность (Nolen-Hoeksema, Larson, & Grayson, 1999). В то время как те, кто активно отвлекает себя в ответ на стресс, как правило, имеют меньшие депрессивные последствия, размышляющий человек пассивно фокусируется на своих негативных симптомах, что еще больше усугубляет негативную реакцию на стресс (Нолен-Хуксема, 1987).

Совсем недавно исследования были сосредоточены на размышлениях как на двухфакторной модели (Burwell and Shirk, 2007, Treynor et al., 2003). Первоначально предложенная Трейнором и др. (2003), двухфакторная модель различает два подтипа размышлений: задумчивость и рефлексивное обдумывание (которые мы будем называть “размышлением” или “рефлексивным размышлением”). Задумчивость можно определить как пассивное, циклическое сосредоточение на негативных эмоциях, в то время как рефлексия - это более активный процесс, направленный на решение проблем и поиск новых идей (Трейнор и др., 2003). Результаты, касающиеся размышлений и рефлексии, позволили сделать различные выводы с точки зрения их влияния на симптомы депрессии, и их было несколько трудно интерпретировать. Исследования показали, что задумчивость связана с негативными последствиями депрессии как в краткосрочной перспективе, так и с течением времени (Burwell and Shirk, 2007, Treynor et al., 2003). Результаты, касающиеся рефлексии, менее ясны; некоторые исследования показывают, что рефлексия может привести к усилению дисфории в краткосрочной перспективе, но со временем может стать адаптивной, что предсказывает общее снижение депрессии в лонгитюдных исследованиях (Burwell and Shirk, 2007, Treynor et al., 2003).

Рефлексивная реакция в некоторой степени связана с мышлением, связанным с целью (Мартин и Тессер, 1989, Мартин и Тессер, 1996). Мартин и Тессер утверждают, что возможность для размышлений возникает, когда человек сталкивается с препятствиями на пути к достижению цели. Когда цель рассматривается как особенно важная, а препятствие достаточно серьезное, чтобы помешать достижению цели, человек может начать размышлять о том, что цель заблокирована. В частности, основное внимание в процессе размышлений уделяется негативным чувствам в ответ на блокирование достижения цели, причинам блокирования достижения цели и потенциальным результатам процесса достижения заблокированной цели. Таким образом, размышления можно рассматривать как поиск способа достичь недостижимой цели или как средство примирения с решением не продолжать достижение цели. Размышления прекращаются только тогда, когда препятствие преодолено и/или возобновился беспрепятственный мыслительный процесс, связанный с целью.

Надежда была предложена в качестве еще одной диспозициональной переменной, связанной с достижением целей (Snyder et al., 1991). Концептуализированная в когнитивной модели, надежда служит фактором защиты от стрессовых событий (например, Карри, Снайдер, Кук, Руби и Рем, 1997). Надежда определяется как целенаправленный процесс, состоящий из двух частей: действия и путей (Snyder, 1994). Агентурный компонент надежды - это мотивационный агент, который побуждает человека к достижению определенных целей; компонент путей связан с убеждениями относительно маршрута, по которому человек может пойти, чтобы достичь их. Сочетание компонентов надежды, связанных как с деятельностью, так и с путями ее реализации, имеет важное значение для развития полного понимания надежды, которую Снайдер назвал “волей” и “путями” (Snyder et al., 1991). Человек, питающий большие надежды, будет очень мотивирован на достижение своей цели (целей) и определит шаги, которые он предпримет для достижения этих целей, часто разрабатывая альтернативные маршруты.

Большая часть исследований была сосредоточена на положительных результатах для тех, кто питает большие надежды. В частности, было установлено, что люди, подающие большие надежды, имеют более высокую успеваемость в учебе (Curry et al., 1997, Snyder et al., 1999), лучшую психологическую адаптацию (Kwon, 2002, Snyder et al., 1991), меньшую депрессивную симптоматику (Kwon, 2000, Kwon, 2002, Reff et al, 2005) и лучшие навыки решения проблем (Chang, 1998), чем у их малообеспеченных коллег. Кроме того, те, кто полон надежд, обладают более позитивными навыками преодоления трудностей, чем те, у кого их мало (Chang, 1998, Chang and DeSimone, 2001), и испытывают меньше депрессивных симптомов во время стресса (Arnau et al., 2007, Needles and Abramson, 1990). Следует отметить эмоции, которые возникают, когда человек сталкивается с препятствиями, связанными с достижением цели. В процессе достижения цели человек часто сталкивается с препятствиями на пути к своим целям или целенаправленному мышлению. Результаты показали, что те, кто успешно добивается своих целей, испытывают положительные эмоции, в то время как те, кто сталкивается с препятствиями, связанными с достижением цели, испытывают отрицательные эмоции (Snyder, Sympson, Ybasco, & Borders, 1996).

И размышления, и надежда могут быть концептуализированы как когнитивные процессы, связанные с достижением целей, и мы также знаем, что депрессия может быть результатом переживаний неудачи. Таким образом, неудивительно, что в предыдущих исследованиях было обнаружено, что и размышления, и надежда связаны с депрессией. Как отмечалось ранее, было показано, что размышления предсказывают симптомы депрессии (Nolen-Hoeksema & Morrow, 1991). Кроме того, предыдущие исследования показали, что надежда связана со снижением уровня депрессивных симптомов как одновременно (Kwon, 2000, Kwon, 2002), так и в перспективе в ответ на негативное событие (Reff et al., 2005).

Выходя за рамки вывода о том, что размышления и надежда связаны с депрессией, можно дополнительно предположить, что, вероятно, существует взаимодействие между этими двумя переменными при объяснении симптомов депрессии. Это взаимодействие может быть вызвано тем фактом, что, несмотря на сходство между размышлениями и надеждой, первое имеет ретроспективный характер, в то время как второе направлено в будущее. Рассмотрим сначала человека, у которого много размышлений и больших надежд. Сталкиваясь с препятствием, связанным с достижением цели, человек, скорее всего, будет зацикливаться на этом препятствии в результате процесса обдумывания. Однако наличие большой надежды позволит индивиду разработать альтернативный план преодоления препятствия, а также обеспечит достаточную мотивацию для реализации такого плана. Таким образом, процесс размышления у этого человека может не включать пассивное мышление, обычно связанное с размышлениями (Нолен-Хуксема, 1987). Человек, преисполненный надежд, способен генерировать позитивные ожидания и позитивный аффект по поводу преодоления препятствия, связанного с достижением цели, смягчая типичные негативные последствия размышлений.

И наоборот, представьте себе человека, который столкнулся с препятствием на пути к своей цели, размышляет в ответ на это препятствие и теряет надежду. Маловероятно, что этот человек разработает альтернативный способ достижения своей цели или у него хватит решимости продолжать целенаправленное мышление. Этот человек, вероятно, проявляет тот тип пассивного мышления, который в предыдущей работе был определен как депрессогенный компонент размышлений.

Учитывая теоретическую связь между размышлениями и надеждой, надежда может сыграть решающую роль в разъяснении различия между задумчивыми и рефлексивными размышлениями. Как обсуждалось ранее, результаты, касающиеся разницы между задумчивостью и рефлексивным размышлением, были неоднозначными и их трудно интерпретировать (Burwell and Shirk, 2007, Treynor et al., 2003). Однако, если интерпретировать эти различия в свете надежды, различия между двумя типами размышлений могут стать более четкими. Согласно подшкале размышлений в шкале реакции на размышления (RRS; Трейнор и др., 2003) человек, погруженный в мрачные размышления, может “думать о недавней ситуации, желая, чтобы все сложилось лучше” (пункт 13). Человек с низкой надеждой, размышляющий подобным образом, скорее всего, сдастся и прекратит преследование цели из-за низкой мотивации и отсутствия альтернативных путей для продолжения достижения цели. Такая реакция типична для того, что было концептуализировано как “задумчивое” размышление, поскольку оно характеризуется неадаптивным мышлением и, вероятно, приведет к дисфории. С другой стороны, человек, подающий большие надежды и размышляющий подобным образом, скорее всего, решит преодолеть свое негативное мышление и создаст мотивацию для того, чтобы взять себя в руки и продолжить преследование цели. Такая реакция все еще называется “задумчивым размышлением”, но не отражает сути неадаптивной, задумчивой реакции из-за ее адаптивной природы.

Аналогичным образом, хотя отражение было концептуализировано как в первую очередь адаптивное, элементы отражения в RRS могут задействовать как адаптивные, так и неадаптивные процессы. Согласно подшкале, рефлексивный размышлитель может захотеть “уйти [в себя] и подумать о том, почему [он] так себя чувствует" (пункт 11). Человек, подающий большие надежды и размышляющий подобным образом, скорее всего, использует эту возможность в качестве мотивации для продолжения достижения цели. Такая реакция типична для того, что было концептуализировано как “рефлексивное” размышление, поскольку оно характеризуется адаптивным мышлением и в конечном счете приводит к уменьшению дисфории. С другой стороны, человек с низкой надеждой, размышляющий подобным образом, скорее всего, почувствует, что не может продолжать в том же духе, и откажется от стремления к цели. Эта реакция по-прежнему характеризуется как “рефлексивное” размышление, но является неадаптивной и противоречит предполагаемой “адаптивной” природе рефлексивной реакции размышления.

В результате предложенных нами дифференциальных реакций на размышления у тех, у кого высокая или низкая надежда, мы предлагаем концептуализацию размышлений, в которой различие между размышлениями в раздумьях и рефлексивными размышлениями не является ключевым фактором, определяющим, является ли размышление адаптивным или дезадаптивным. Скорее, мы полагаем, что для обоих подтипов размышлений адаптивная ценность познания будет связана с уровнем надежды.

Насколько нам известно, в предыдущих исследованиях не предпринималось попыток объединить надежду и теорию размышлений таким образом, как мы предложили. Хотя Майкл и Снайдер (Michael and Snyder, 2005) исследовали взаимосвязь между надеждой и размышлениями, предположив, что надежда предсказывает низкий уровень размышлений у людей, переживших тяжелую утрату, результаты не показали никакой связи между надеждой и размышлениями. Следует отметить, что они исследовали косвенную связь между надеждой и размышлениями, представив надежду как конструкт, который может быть связан с психологической адаптацией, предсказывая низкий уровень размышлений и высокий уровень поиска смысла. Кроме того, они изучили размышления, связанные с тяжелой утратой, которые были измерены с помощью опросника Индекса размышлений. Таким образом, их исследование функционально отличалось от настоящего исследования, и их нулевые результаты в отношении надежды и размышлений не могут быть напрямую связаны с нынешними прогнозами.

Учитывая предыдущие данные о надежде и размышлениях, мы предполагаем, что как надежда, так и размышления оказывают основное влияние на симптомы депрессии, так что те, у кого мало надежды, будут испытывать более подавленное настроение, чем те, у кого больше надежды, а те, у кого много размышлений (как размышлений, так и рефлексии), будут испытывать более сильную депрессию. у них более подавленное настроение, чем у тех, кто склонен к размышлениям. Кроме того, мы предполагаем, что надежда будет играть роль модератора во взаимосвязи между размышлениями и симптомами депрессии, так что те, кто склонен к размышлениям (как к размышлениям, так и к рефлексии) и мало надеется, будут испытывать особенно выраженное подавленное настроение по сравнению с теми, у кого есть только один фактор риска. Другими словами, предполагается, что наличие обоих факторов риска приводит к такому уровню депрессивных симптомов, который выходит за рамки аддитивного воздействия факторов риска.