Кризис психического здоровья подростков: за последние 25 лет уровень депрессии резко возрос

Как обществу удалось вырастить поколение подростков, у которых так широко распространены проблемы с психическим здоровьем?

По большинству показателей жизнь молодых людей улучшается. В Великобритании снижается уровень употребления алкоголя, курения и наркотиков; подростковая беременность находится на самом низком уровне почти за полвека. Тем не менее, появляется все больше свидетельств того, что подростки находятся в тисках кризиса психического здоровья. Создается впечатление, что вместо того, чтобы действовать, молодые люди замыкаются в себе.

За последние 25 лет уровень депрессии и тревожности среди подростков вырос на 70 процентов. С 2009 года число детей и молодых людей, поступающих в отделения неотложной помощи с психическими расстройствами, увеличилось более чем в два раза, а за последние три года число случаев госпитализации подростков с расстройствами пищевого поведения также почти удвоилось. В опросе, проведенном в 2016 году для "Родительской зоны", 93% учителей сообщили о росте числа психических заболеваний среди детей и подростков, а 90% считают, что проблемы становятся все более серьезными, при этом 62% сталкиваются с проблемами психического здоровья учеников не реже одного раза в месяц, и еще 20% делайте это еженедельно или даже ежедневно.

Родителям и учителям трудно противостоять этой проблеме: эпидемия молодых людей, не согласных с окружающим миром, вряд ли является положительным отражением общества, которое мы для них создали. Когда речь заходит о психическом здоровье молодых людей, обычно много жалуются на отсутствие ранней помощи и долгое ожидание клинической поддержки - что вполне справедливо, потому что до тех пор, пока правительство не объявило о новом финансировании в прошлом месяце, службы охраны психического здоровья детей и подростков (CAMHS) получали меньше средств. более 0,6% от общего бюджета Национальной службы здравоохранения. Но, возможно, более интересный вопрос заключается в том, почему вообще существует кризис?

В связи с тем, что знаменитости (Стивен Фрай, Руби Вакс, Аластер Кэмпбелл) все чаще открыто говорят о своих психических заболеваниях, осведомленность о них стала гораздо выше, чем раньше, и, соответственно, меньше стигматизации, что облегчает подросткам признание своих проблем. Это, несомненно, искажает цифры (в той мере, в какой они существуют: в прошлом мы были очень слабы в оценке психического здоровья молодежи). Но даже если принять тот факт, что сейчас поступает больше сообщений, чем десять или два года назад, практически все согласны с тем, что происходит что-то очень тревожное.

Среди тех, кто обеспокоен, есть Дэвид Кэмерон, первый премьер-министр в истории, который заговорил о психическом здоровье подростков. В прошлом месяце он лично объявил о выделении новых средств и введении сроков ожидания для подростков с расстройствами пищевого поведения. Герцогиня Кембриджская также сделала психическое здоровье молодежи одним из своих главных интересов. Опрос, проведенный среди девушек-гидов, показал, что психическое здоровье является одной из наиболее насущных проблем, причем 62 процента опрошенных знали девушку своего возраста, которая сталкивалась с проблемами психического здоровья.

Психические заболевания могут восприниматься родителями как личное обвинение. Известно, что дети, за которыми присматривают местные власти, особенно восприимчивы, и, наоборот, существуют защитные факторы, связанные со стабильной семейной жизнью. Тем не менее, дети часто неохотно разговаривают со своими родителями, а родители не спешат реагировать, несмотря на то, что быстрое вмешательство важно для выздоровления. Но родителям нет смысла винить себя: психическое заболевание вызвано сочетанием факторов, и оно может проявиться где угодно. Принадлежность к среднему классу, благополучие, семья с двумя родителями, любовь и лелеемость, успехи в школе - это еще не гарантия чего-либо.

Благотворительная организация Fixers, предлагающая молодым людям возможность проводить кампании в средствах массовой информации, утверждает, что 69 процентов из 18 000 молодых людей, с которыми они работали, хотели повысить осведомленность о психическом здоровье. "Мы являемся барометром общественного мнения молодежи, - говорит генеральный директор Марго Хорсли, - и подавляющее большинство из них хотят показать людям суровые реалии жизни с тревогой, депрессией, самоповреждениями, анорексией, булимией, диабетией, дисморфией тела, расстройствами пищевого поведения... список можно продолжать". Истории многих молодых людей, с которыми они работали, свидетельствуют о том, что когда у них возникает психическое заболевание, оно ощущается как элементарное, химическое и непостижимое; они обычно сравнивают его с одержимостью.

Это не значит, что мы не должны задаваться вопросом, есть ли что-то, что влияет на то, как мы живем. Несчастье и депрессия распространены в обществах с высоким уровнем неравенства. В своей книге "Индустрия счастья" Уильям Дэвис приводит доказательства (в том числе от Уилкинсона и Пикетта из "Духовного уровня" и Карлеса Мунтанера из Всемирной организации здравоохранения) того, что материалистические ценности и стремление к соперничеству приводят к более высокому уровню психического расстройства. Когда люди чувствуют, что на них воздействуют силы, над которыми они не имеют контроля, утверждает он, мы приходим к выводу, что именно они нуждаются в коррекции, а не сами силы: "За долгую историю научного анализа взаимосвязи между субъективными чувствами и внешними обстоятельствами всегда существовала тенденция рассматривать первые как более изменчивые, чем другие. последнее."

Исследование, проведенное благотворительной организацией по охране психического здоровья Young Minds, показало, что экзамены являются важным фактором, провоцирующим психические заболевания у молодых людей. Стремясь добиться наилучших результатов, школы склонны создавать у подростков впечатление, что у них есть только один шанс пройти тесты, от которых зависит вся их дальнейшая жизнь (хотя это и не так). Тревога передается родителям, и это, по словам Джулии Литкотт–Хеймс, бывшего декана факультета первокурсников Стэнфорда и автора книги "Как воспитать взрослого", оказывает непосредственное влияние на психическое здоровье молодых людей, поскольку родители стремятся максимизировать достижения своих детей, рассматривая их как показатель об их собственной ценности.

Ответственность за чувство собственного достоинства ваших родителей - тяжелое бремя, которое вам приходится нести. Наташа Девон, первая в истории правительственная организация по защите психического здоровья в школах, которая проводит семинары в рамках своей организации "Команда самоуважения", говорит, что часто сталкивается в независимых школах с молодыми людьми, которые "чрезмерно осведомлены о том, сколько родители потратили на их образование, и ожидают, что они продолжат учиться". университет".

Американская ассоциация здравоохранения колледжей опросила 100 000 студентов колледжей в 53 кампусах США и обнаружила, что 84% студентов чувствуют себя неспособными справиться с трудностями, 79% измотаны, 60% чувствуют себя очень грустными и более половины испытывают непреодолимую тревогу. Литкотт-Хеймс напрямую связывает эти ошеломляющие выводы с тем, что дети стали проектом не только сами по себе, но и для эго своих родителей.

Американские (или даже британские) студенты, возможно, задаются вопросом, ради чего именно они прилагают все усилия. Профессор Йельского университета Билл Дересевич охарактеризовал нынешнее поколение студентов, добивающихся высоких результатов, как "отличных овец", которых преследует страх неудачи, но которые не знают, куда они идут. Они, вероятно, обеспокоены тем, что это ни к чему не приведет: прогнозы ОЭСР для мировой экономики на период до 2060 года предполагают замедление мирового роста и почти стагнацию в странах с развитой экономикой. Оксфордская школа Мартина предсказала, что 47% рабочих мест в США будут подвержены автоматизации. Сара Бреннан, исполнительный директор Young Minds, говорит, что ее организация видит детей в возрасте от 11 лет, которые беспокоятся о безработице.

Мы готовим молодых людей к миру, который вряд ли будет существовать через 20 лет, и, возможно, не даем им навыков, необходимых для того мира, который будет существовать. А еще есть Интернет, который появился одновременно с ростом числа психических заболеваний среди подростков и часто рассматривается как часть проблемы, а в качестве триггеров часто называют киберзапугивание и беспокойство по поводу образа тела (частично созданного культурой селфи).

Социальные сети не провоцируют травлю или беспокойство по поводу внешнего вида (стоит отметить, что за последние 10 лет уровень травли не вырос). Но технологии могут усугубить проблемы или придать им новые формы выражения. Киберзапугивание может быть особенно болезненным. Но проблема, связанная с восприятием социальных сетей как проблемы, заключается в том, что в конечном итоге решаются проблемы, связанные с технологией, а не с основными проблемами. И после цифровой детоксикации проблемы остаются.

Для большинства людей влияние технологий заметно по изменениям, в основном небольшим, но кумулятивным, в нашем настроении, манерах, чувствах и образе жизни. Знаменитый эксперимент Facebook, опубликованный в июле 2014 года, в ходе которого компания подделала каналы некоторых своих пользователей, чтобы распространять недовольство, доказал, что социальные сети могут влиять на наше настроение (как будто нам нужны доказательства того, что Facebook заставляет нас чувствовать, что все остальные едят лучшую еду и общаются с более крутыми людьми, чем мы являются). Жизни кураторов, представленные в Интернете, могут заставить любого, кто чувствует себя даже немного уязвимым, почувствовать себя по-настоящему несчастным.

Тем не менее, социальные сети также могут оказать поддержку молодым людям, особенно тем, кто борется со своей сексуальной ориентацией (44% представителей ЛГБТ в возрасте от 16 до 24 лет задумывались о самоубийстве) или чувствует себя изолированным. Технологии - легкая мишень для взрослых: они новы, развиваются быстрее, чем мы, и очень заметны в жизни молодежи. Но, возможно, часть энергии, которую взрослые тратят на беспокойство о технологиях, было бы лучше потратить на беспокойство о мире, который создает и формирует как социальные сети, так и психику наших детей.

В психических заболеваниях есть много такого, что, возможно, очень трудно предотвратить: биологическая восприимчивость, неизбежные триггеры, такие как тяжелая утрата. Имеет смысл обратить внимание на нехватку методов лечения на ранних стадиях, которые, как известно, могут изменить ситуацию к лучшему, потому что на данный момент, как говорит Бреннан, "мы инвестируем в то, чтобы у взрослого населения были больные: 75% психических заболеваний у взрослых возникают в возрасте до 25 лет, и только 50% из них - у пожилых людей". молодые люди получают хоть какую-то помощь".

Тем не менее, когда вы боретесь с эпидемией, вам нужно думать не только о лечении. Нам также необходимо задать сложные вопросы о том, почему дети чувствуют себя так не в своей тарелке в мире, который, в конце концов, должен быть посвящен только им и их будущему.

ПРИМЕР ИЗ ПРАКТИКИ 1:

Джордан Колдуэлл, 18 лет

Карнмони, графство Антрим

В возрасте 12 лет у меня диагностировали анорексию. Мой дедушка и два дяди умерли за короткий промежуток времени. Я представлял Северную Ирландию на футбольных матчах; мне позвонили и сказали, что они не хотят, чтобы я возвращался. Я решил, что это из-за того, что я слишком толстый. Я всегда был крупным и сильным парнем для своего возраста, но подумал, что если немного похудею, то снова смогу играть на высшем уровне.

Какое-то время мои мама и папа думали, что я просто чудак. Жаль, что у меня не было возможности поговорить с кем-нибудь до того, как эти мысли стали такими сильными, но я не хотел. И вот однажды моя мама увидела, как я выхожу из душа, и пришла в ужас. Родители отвели меня к терапевту, который направил меня в клинику по лечению расстройств пищевого поведения. Во время моего первого визита они взяли несколько анализов, измерили кровь, давление и так далее и сказали, что я слишком болен, чтобы ехать домой. Я провел в больнице два месяца. Они не знали, что делать. Я все еще ничего не ел.

После выписки я была очень жестокой. Меня постоянно трясло и я кричала. Я пыталась удариться головой обо что-нибудь. Я никогда не прощу себя за то, через что я заставила пройти семью. Моя младшая сестра боялась поздороваться со мной. Анорексия была как демоны в моей голове, которые говорили мне, что делать. Моя мама говорит, что я исчезла. Она сказала, что видела, как я каждый день ругаюсь, и если бы это был человек, с которым я дралась, она бы убила его.

Я неделю ничего не ела, не пила и не чистила зубы – я думала, что в зубной пасте содержатся калории, – когда у меня случился приступ. Это был мой 14-й день рождения. Врачи потом говорили, что я выжила чудом. Я провела в психиатрической больнице 11 с половиной месяцев. Моей младшей сестре пришлось переехать к бабушке, потому что мои родители были со мной по 10 часов в сутки, а в больнице не хотели, чтобы она видела меня в таком состоянии.

В конце концов, у меня появились признаки улучшения – я смог говорить, но когда меня выписали, медсестры предсказали, что я вернусь через пару недель. После этого я то поднимался, то опускался, но был полон решимости держаться подальше от больницы. Я хотела, чтобы моя сестра могла оставаться дома. Болезнь пыталась разрушить нашу семью. Она была очень близка.

Я посещал клинику CAMHS по борьбе с расстройствами пищевого поведения три или четыре раза в неделю амбулаторно. У меня был личный тренер, который помогал мне заниматься физическими упражнениями и рассказывал о необходимости питания для этого. Когда он впервые пришел навестить меня, на ковре был след от моих отчаянных приседаний. Мне нужно было, чтобы кто-нибудь был строг со мной. До этого момента, если я спорил с мамой и папой, я отказывался есть. Сейчас я работаю в тренажерном зале администратором и только что получила 2-й уровень квалификации, чтобы стать инструктором тренажерного зала. Я все еще спрашиваю "почему я?" и не знаю ответа. Однако я чувствую, что важно поговорить об этом. Если я смогу помочь еще одному человеку, это будет уже что-то.

ПРИМЕР ИЗ ПРАКТИКИ 2:

Керис Памфри, 18 лет

Борнмут

Кризис наступил, когда ручка, побывавшая у кого-то во рту неделю или две назад, коснулась моей щеки. Я разрыдалась. Я была в абсолютной панике, я чувствовала, что меня вот-вот стошнит. Мое сердце забилось где-то в горле: это было похоже на то, когда ты слышишь, что умер близкий член семьи. Мне было около 16 лет, и стресс от выпускных экзаменов действительно давал о себе знать.

Я не могу точно определить первые симптомы своего ОКР: это голос в моей голове, похожий на голос совести, и когда я был моложе, у меня были силы заглушать его. К 16 годам я уже не мог его контролировать. Я думаю, что в этом есть биологический аспект: у меня ОКР, у моего двоюродного брата депрессия, и они оба связаны с низким уровнем серотонина. Но должен же быть какой-то спусковой механизм, и для меня это был стресс после экзаменов.

После инцидента с ручкой я поговорила со своей мамой, но ей было очень трудно это понять: я играла в регби, я выполнила свой долг герцога Эдинбургского; по ее мнению, у меня никак не могло быть проблем с психическим здоровьем. Я записалась на прием к терапевту и пробыла там около двух минут, прежде чем они сказали, что меня нужно направить в Службу охраны детского и психического здоровья (CAMHS). Я думаю, это из–за моих рук: был декабрь, и каждую зиму они потрескивались и высыхали до такой степени, что я не могла ими пошевелить, потому что я мыла их очень много раз в день - обычно около 30 раз.

Мне действительно повезло: мне пришлось ждать назначения CAMHS всего около двух месяцев. Для моей семьи это стало огромным потрясением: они не знали, как к этому отнестись. В первый год работы с CAMHS я была в замешательстве. У меня постоянно случались приступы паники. Они включались, если мимо меня проходил кто-то, кого я считала грязным, или если мне казалось, что я сижу на выделениях из организма. Большинство людей называют свой голос чем-то вроде "дьявольского", но я назвала свой Хелен.

Когда мне исполнилось 18, меня выписали из CAMHS. Они действительно помогли мне справиться с некоторыми из моих слабых побуждений, но мы не смогли добраться до мытья рук. Сейчас я работаю в службе для взрослых. На моем последнем сеансе психотерапии мой психолог сказал, что КПТ (когнитивно-поведенческая терапия) вполне может мне помочь.

Я рассказал людям, как только начал посещать CAMHS. Я не собирался держать это в секрете. Многие люди думали, что я ищу внимания, а некоторые мне не верили. Меня раздражает, когда люди говорят: "У меня немного ОКР", потому что это не шутка. Я с трудом пытаюсь объяснить, почему я делаю те или иные вещи. В школе мне приходится мыть руки до предплечий. Это выглядит очень странно - мыть половину руки. Я использую много мыла, и мне приходится мыться три или четыре раза, прежде чем я смогу выйти из туалета. Иногда мне приходится стирать свою сумку, если она касается чего-то, что кажется мне грязным. Мне очень одиноко.

Сейчас я учусь на A-levels и подала документы на исторический факультет университета. В университетах, куда я подавала документы, очень хорошие службы охраны психического здоровья; это был один из моих главных критериев. Будет трудно приспособиться, но я думаю, что буду в безопасности.

ПРИМЕР ИЗ ПРАКТИКИ 3:

Наоми Ли, 17 лет

Сент-Асаф, Денбишир

В 14 лет я поняла, что что-то не так. Я все больше переживала из-за экзаменов, в школе у меня случались приступы паники, и я не могла оставаться на уроках. На выпускном экзамене мне прочили одни пятерки, но моя самооценка была настолько низкой, что я не думала, что это возможно. Я испугалась, что учителя зададут мне вопрос на уроке.

Я начала причинять себе вред. Я очень хорошо это скрывал, никто не знал о том, что я делаю. Я вел себя очень тихо, не общался и не разговаривал на уроках. Мои учителя думали, что это из-за моей застенчивости.

В 11 классе, как раз перед выпускными экзаменами, я решил, что с меня хватит, и поговорил с учителем о своих чувствах. Как только я начал работать, школа направила меня в CAMHS. Мне пришлось ждать приема около полугода – там был ужасный лист ожидания, – и за это время у меня было четыре занятия с психологом в школе.

Первые несколько экзаменов дались мне с большим трудом. Я терял концентрацию и терял самообладание. По мере того, как они продолжались, я начинал очень сильно волноваться, но, как только я был там, я смог справиться. В конце концов, около года назад, когда я начал работать в CAMHS, мы все-таки рассказали моей маме. Она отнеслась к этому с пониманием. Она мать–одиночка - по крайней мере, тогда она была такой, а сейчас у нее отношения. Родителям очень трудно с этим справляться.

Как только я попала в список ожидания, у меня установились довольно хорошие отношения с моим психологом, и я прошла курс КПТ, который был действительно полезен: я приобрела навыки, которые помогли мне справиться со своей тревогой. Когда меня выписали, я почувствовала, что не готова, но они хотели, чтобы я посмотрела, смогу ли я справиться с этим в одиночку. Первые несколько месяцев мне казалось, что я справляюсь, но в последнее время ситуация снова пошла под откос, возможно, потому, что я подхожу к уровню "А". Я снова в ужасном списке ожидания.

Я подала заявление в университет и надеюсь, что независимость поможет мне научиться лучше контролировать свои чувства. За все время, пока я училась в школе, мне ни разу не рассказывали о психическом здоровье. Я увидел в Интернете сообщение о проекте [группы поддержки психического здоровья] "Фиксаторы", и мне захотелось снять фильм о том, как распознавать признаки, который можно было бы показать учащимся младших классов средней школы. Я провел семинар по этому вопросу в школе и поделился им на Facebook, а также его показали в новостях ITV.

Онлайн-мир был моей сетью поддержки. В большинстве случаев это было действительно полезно. Я завел друзей, с которыми мог регулярно общаться, и это дало мне возможность рассказать о том, как прошел мой день, в то время как я не мог рассказать об этом своим школьным друзьям. Я думал, что они осудят меня.